Владимир Дашкевич — музыкальный гений советского кинематографа

Его не изучают в школе, но его музыку знает подавляющее большинство взрослых и детей. Пускай о нем не так уж и много говорят по радио (если честно, то я вообще ни разу не слышал по радио его музыки), однако тысячи и миллионы с упоением вслушиваются в звуки его произведений.

Они легко узнаваемы и  запоминающиеся. Они мелодичны и ёмки. В них самих содержится не меньше истории и картинности, чем в самом кинематографе. Все очень просто: если вы когда-нибудь смотрели «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», то вы слышали и композиции Владимира Дашкевича.

Строго говоря, представить себе советский кинематограф без такой яркой и выдающейся личности, как Владимир Дашкевич, попросту невозможно. Точно так же, как Василий Ливанов определил облик Шерлока Холмса для советских граждан, да и для современных зрителей, так и Владимир Дашкевич сделал нечто гениальное, выдающееся ровно настолько, чтобы самому стать достойным внимания явлением.

Как уже упоминалось, одной из самых лучших его работ стала музыка к кинофильму «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Но он работал композитором не одно десятилетие, и даже не два и не три. Он стал настоящим явлением для советского кинематографа, и вот примерный список фильмов и постановок, в которых он принял самое непосредственное участие при создании звукового сопровождения:

• Симфония (1962);
• оратория «Фауст» (1964);
• опера «Клоп» (1972);
• Концерт для виолончели с оркестром (1973);
• мюзикл «Бумбараш» (1974);
• вокальные циклы на стихи А.А. Блока, В.В. Маяковского, О.Э. Мандельштама;
• опера «Ревизор»;
• «Реквием» на стихи Анны Ахматовой, исполняет Елена Камбурова (1988);
• Полчаса на чудеса (1970);
• Феерическая комедия  (1970);
• Бумбараш (1971);
• Гонщики (1972);
• Заячий заповедник (1972);
• Перевод с английского (1972);
• Семнадцатый трансатлантический (1972);
• Капля в море (1973);
• Ринг (1973);
• Засекреченный город (1974);
• Под каменным небом (1974);
• Рассказы о Кешке и его друзьях (1974);
• Маяковский смеётся (1975);
• Предположим, ты капитан… (1976);
• Сентиментальный роман (1976);
• Красавец-мужчина (1976);
• Ярославна, королева Франции (1978);
• В одно прекрасное детство (1979);
• Голубой карбункул (1979);
• Полюбите клоуна[2] (1979);
• Шерлок Холмс и Доктор Ватсон (1979);
• Клоун (1980);
• Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона (1980);

  

• Всем спасибо! (1981);
• Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Собака Баскервилей (1981);
• Инспектор Лосев (сериал) (1982);
• Культпоход в театр (1982);
• Там, на неведомых дорожках… (1982);
• Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Сокровища Агры (1983);
• Без семьи (1984);
• Пеппи Длинный чулок (1984);
• Зимняя вишня (1985);
• Как стать счастливым (1985);
• Голос (1986);
• Мой нежно любимый детектив (1986);
• Плюмбум, или Опасная игра (1986);
• Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Двадцатый век начинается (1986);
• Путь к себе (1986);
• Единожды солгав (1987);
• Клад (1988);
• Продление рода (1988);
• Слуга (1988);
• Собачье сердце (1988);
• Филиал (1988);
• Катала (1989);
• Возвращение в Зурбаган (1990);
• Зимняя вишня — 2 (1990);
• Мои люди (1990);
• Человек из чёрной «Волги» (1990);
• Это мы, Господи! (1990);
• Армавир (1991);
• Афганский излом (1991);
• Тень, или может быть, всё обойдется (1991);
• Идеальная пара (1992);
• Ключ (1992);
• Тьма (1992);
• Удачи вам, господа! (1992);
• Цена головы (1992);
• Бездна, круг седьмой (1993);
• Зимняя вишня — 3 (1995);
• Одинокий игрок (1995);
• Роковые яйца (1995);
• Страницы театральной пародии (1996);
• Вор (1997);
• Цирк сгорел, и клоуны разбежались (1998);
• Ворошиловский стрелок (1999);
• Что сказал покойник (сериал) (1999);
• Вместо меня (2000);
• Воспоминания о Шерлоке Холмсе (2000);
• Дом для богатых (2000);
• Остановка по требованию (2000);
• Пятый угол (2001);
• Азазель (2002);
• Непобеждённые (2003);
• Тимур и его коммандос (2004);
• Пётр Первый. Завещание (2011);

Работы в мультипликации:

• «Медвежонок на дороге» (1965);
• «Гора динозавров» (1967);
• «Могло случиться» (1967);
• «Девочка и дракон» (1982);
• «Малиновое варенье» (1983);
• «Забытый день рождения» (1984);
• «Крококот» по мотивам сказок Дональда Биссета (1985);
• «Снегопад из холодильника» (1985);
• «Чужая шуба» (1985);
• «Урок музыки» (1986);
• «Вреднюга» (1987);
• «Солдатский долг» (1988);
• «Данило и Ненила» (1989);
• «Данило и Ненила — 2» (1989);

Как вы можете судить, список весьма и весьма внушительный. Многие смогут найти тут и любимые фильмы, и познакомиться с новыми, о которых, возможно, слышали, но пока не находили времени либо возможности с ними ознакомиться.

В этой обширной статье мы остановимся более подробно на описании жизненного пути маэстро, истории семьи и на тех важных фактах, которые повлияли на него как на композитора. И, следовательно, на все советское общество того времени. Владимир Дашкевич – на редкость яркая и достойная фигура, потому его жизнь, путь к мечте — от должности старшего инженера на заводе до знаменитого композитора – заслуживают почтения, уважения и самого внимательного знакомства. Большая часть материалов взята из автобиографического очерка композитора, а оставшаяся часть – из прочих источников.

Из глубины времени

Владимир Сергеевич Дашкевич родился 20 января 1934-го года в семье дворянина, который во время революции примкнул к большевикам. В связи с этим ему пришлось уйти из семьи, и в год рождения сына он работал инструктором просвещения в политуправлении штаба Московского военного округа. Он и его жена с маленьким ребенком жили в коммунальной квартире на Кропоткинской улице, в доме Дениса Давыдова.

В силу своего происхождения у Владимира Дашкевича была отличная возможность получить хорошее образование. Он с детства владел английским, французским, а также немецким и итальянским. Диплом о высшем образовании он вряд ли получил, так как благополучно ушел с последнего курса Московского университета. Но вполне мог самостоятельно дополнять свое образование. Кроме того, он мог в оригинале читать таких мировых классиков, как Данте, Мольер и Шекспир.

Следует также упомянуть и деда Владимира, Леонида Вячеславовича Дашкевича. В свое время он был предводителем дворянства Тамбовской губернии. Ему совсем не пришлись по вкусу столыпинские аграрные реформы, что выразилось в его критических статьях, которые он активно публиковал. Некоторые его работы стали довольно известными. Например:  «Государственные избирательные законы», «Аграрный переворот», «Сельский суд» (Москва, 1909), «Реформа волости» (Москва, 1912). В этих работах он утверждал, что столыпинские аграрные реформы разрушают крестьянскую общину, и это впоследствии может привести к ее распаду и последующей революции.

Эти работы высоко ценил и другой известный общественный деятель – Лев Толстой. Его дочь, Татьяна Сухотина, вспоминала, что он и вообще крайне хорошо относился к Леониду Вячеславовичу. Было время, когда Леониду надо было на некоторый срок уехать в Париж. В результате царское правительство несколько лет не разрешало ему въезжать обратно в Россию. И Лев Николаевич трижды обращался к властям, чтобы Леониду Дашкевичу разрешили вернуться.

Видную роль в обществе играл и прадед Владимира Дашкевича. Вячеслав Дашкевич-Карвовский был замечательным офицером, принятым при дворе. Его кратко упоминал в своих трудах и Герцен, назвав «красавчиком». Это было вполне заслуженное определение, хотя и полученное вследствие довольно щекотливых обстоятельств: за амурные похождения Николай Первый сослал Вячеслава на Кавказ. Он умудрился стать любовником Лолы Монтес, фаворитки баварского короля, который кроме того был и дядей российского царя. Там их, за ширмами, и застукали. Уже на Кавказе Вячеслав познакомился с декабристами.

Но вернемся к главному герою повести.

Юность композитора

В 1938-м году многие достойные люди были репрессированы, кто-то по вполне понятным причинам, кого-то постигла эта участь, так сказать, авансом, по причине происхождения либо рода занятий. Был репрессирован и Сергей Дашкевич, отец будущего композитора. На него написал донос их сосед, поэт Долин. Он сочинил, будто Сергей был польским шпионом и собирал в Мытищах вооруженный отряд, который вскорости будет атаковать Кремль.

Мать Владимира, Анна Ильинична, была на десять лет моложе мужа. Какое-то время ей пришлось воспитывать сына одной. Но недолго. В то время эпоха репрессий уже шла на спад, а потому Сергею дали всего пять лет.

Соседу квартиру не отдали. Более того, не посадили и мать Владимира. Долина сторонились соседи, и он, так и не достигнув своей цели в виде жилплощади, ходил по квартире нелюдимый и угрюмый.

Мама Владимира работала машинисткой. Зарплата была маленькая, и жили они с сыном бедно. Маленький Владимир в детстве ходил в детский сад, а в школьные годы отправлялся в пионерские лагеря. Надо сказать, особого удовольствия ему это не приносило – лагеря он люто ненавидел. Самым ярким впечатлением для него, как впрочем и для всех советских граждан, стало начало Второй мировой войны.

Во время бомбежки погиб его дядя Осип. После этого Владимир и терпеть не мог какие-либо фильмы и прочие произведения о войне. Он слишком ярко помнил самолеты над Москвой, прожекторы и аэростаты в ночном небе.

Вскоре семья Дашкевичей была эвакуирована в Иркутск. В местной школе Владимир проучился два года, жили они ввосьмером в одной комнате, условия были почти невозможные. Вскоре его мама поступила в музыкальную школу, где будущий композитор и получил свое первое представление о музыке. Его очень впечатлил детский хор.

Спустя два года, в 1943-м году, они вернулись в Москву. Мама стала работать в музыкальной школе, куда пристроила и Владимира. Он сохранил яркие воспоминания об учительнице музыки, строгой и сухой женщине, которая к тому же всем ставила в пример дисциплинированную девочку, Наташу Машинскую. Владимиру это было совсем не по нраву. Потом он познакомился с методистом Клячко, который, увидев руки Владимира, заявил, что пианиста из него не выйдет. Но будущего композитора это не слишком-то и расстроило, — главное, ноты он выучить успел.

В школьные годы у ребенка появился друг – Витя Маренков. Вместе они стали прогуливать школу, катаясь на трамвайном буфере. Однажды Владимир решил все-таки пойти в школу, а Витя сорвался с буфера и погиб.

В 1945-м году, после окончания войны, Владимир перешел в школу №36, что у Зачатьевского монастыря. Там он завел дружбу с Женей Фельдт, Сашей Романовым и Львом Березовым. Там же у него появилось пристрастие к шахматам.

Вскоре отца перевели на вольное поселение. Но увы – так и не выпустили. По его письмам юный Владимир узнал, что такое настоящий русский язык. Они сильно на него повлияли.

Когда отца перевели на вольное поселение, мама с сыном отправилась к нему в Воркуту. Там они жили в избе, где спали на полу. Там же у него начался приступ аппендицита. Дело осложнялось тем, что поблизости не было врачей. Но, тем не менее, все обошлось.

Особой привязанности к новым товарищам Владимир не ощутил. Его, как москвича, в первый же день выкинули из саней, на которых они ехали в школу. После этого он весьма неприязненно относился ко всему, что было связано с ГУЛАГом.

Вскоре отец стал работать в геологической экспедиции, в Ашхабаде, на другом конце страны. Там он пережил землетрясение, а в 1949-м Сергея вызвали в Москву и снова арестовали – шла вторая волна репрессий. Владимир очень болезненно пережил арест, да и обыск ему хорошо запомнился.

И в то же время он стал испытывать редкостное наслаждение от музыки. Билеты на галерку Большого театра стоили копейки, и он по два-три раза в неделю ходил на выступления. В десятом классе он влюбился в девочку Риту Зотову, которая отличалась живостью и непосредственностью. Как-то раз она спросила его, кем он собирается стать после школы. Тот ответил, что композитором. Девушка странно посмотрела на него, но ничего не сказала. Увы, долго их отношения не продлились – через год Рита умерла от саркомы.

В 1950-м году Владимир поступил в Московский институт тонких химических технологий, который и закончил, получив при этом диплом инженера-химика. Это было трезвое и взвешенное решение – сына репрессированного в университет не взяли бы. Он даже не вступил в комсомол.  Одним лишь инженерным образованием он, тем не менее, не ограничился. Еще во время обучения в институте посещал семинары самодеятельных композиторов. В то время он проходил обучением под руководством Филиппа Гершковича и Николая Каретникова.

Хотя обучение в институте и не вызывало у будущего композитора особого восторга, он, тем не менее, отмечал, что его педагоги были совершенно замечательными учеными. Профессор математики Цубербиллер, химик Преображенский и физик Сыркин произвели на него сильнейшее впечатление. Под их руководством он и развил структурное мышление. Технические и научные предметы требовали сильнейшего интеллектуального напряжения. Здесь-то и пригодилась шахматная выучка: к тому времени он уже был кандидатом в мастера. И все пять лет учебы он оставался чемпионом.

Второй виток

В 1954-м году отец вернулся. Его не освободили, а всего лишь отпустили как умирающего. Реабилитировали его лишь два года спустя. Но квартиру так и не дали – отец наотрез отказывался вступать в партию, из которой его исключили еще перед первым арестом. Его злоключения продлились целых восемнадцать лет, а потому особо нежных чувств к советскому правительству у него не осталось. Более того – в лесном хозяйстве ему на ногу упало бревно, и больше он почти не мог ходить.

Настроение отца понемногу передавалось Владимиру. Вообще-то он был далек от политической жизни, но испытал огромное, ничем не объяснимое чувство счастья от смерти Сталина.

Но это было лишь одно из обстоятельств, повлиявших на жизнь юноши. Второе было более бытовым и в то же время более определяющим. Его соседку, Нину Савостьянову, выдавали замуж. В комнате не было места для кровати, но стояло пианино, которое благополучно переехало к Дашкевичам. Это привело к поистине удивительному результату – Владимир стал играть на нем едва ли не по двенадцать часов в день. Он быстро вспомнил нотную грамоту, которой его обучили еще в музыкальной школе, и те произведения, которым его учили, и, что самое главное – он почти сразу стал писать свои собственные произведения.

Увлечение, переросшее в страсть, привело к исключению из института.

Отец отреагировал незамедлительно. Он толково объяснил сыну, что исключенному студенту светит армия, а не музыка, и отвел  его к ректору. Тот, из уважения к Сергею как репрессированному, позволил Владимиру сдать экзамены еще раз – если тот их сдаст, то сможет возобновить обучение.

Для Владимира эта была катастрофа – ему практически пришлось забыть о сочинении музыки на время обучения в институте.

Молодой студент продолжил обучение, понемногу разучивая сложные фортепианные партитуры и участвуя в общественной жизни – ездил на практику, сборы военных лагерей… Во время одной из практик он работал на Московском шинном заводе вальцовщиком — месил резиновую массу на стальных валках. Там,  в заводской редколлегии, он познакомился  с Мишей Долинским, который стал его другом, партнером по шахматам, а также оказал немалое влияние на развитие Владимира как композитора.

Начало трудовой деятельности

Но вернемся немного назад – к 1956-му году. Владимир уже окончил институт и был благополучно определен на работу в подготовительный цех завода «Сангигиена». Сейчас это завод «Вулкан». Основным воспоминанием юноши об этом периоде стало то, что, спустя всего пять минут труда, работник становился похожим на трубочиста – главным компонентом при производстве резины была сажа. Там он стал работать мастером цеха.

Переходя на мат при построении пьяных рабочих, которые пытались засунуть руки  в вальцы, Владимир продолжал усердно работать. В одну неделю он выходил на дневную смену, во вторую – в вечернюю, а в третью – в ночную. Странно, но молодой человек даже успел увлечься парашютным спортом, несмотря на то, что выходным оставался всего один день, а рабочая смена длилась восемь часов. Это тоже оказалось занятным – близорукому Владимиру пришлось наизусть выучить таблицу проверки остроты зрения, чтобы его допустили к занятиям.

В аэропорт он приходил утром, спрятав очки. Садился в двухместный самолет, по команде пилота вылезал на крыло, прыгал, в полете открывал парашют, затем надевал очки и направлял парашют к кресту. На тринадцатый раз он потерял в воздухе очки и забыл вовремя раскрыть парашют. Его отнесло на станцию Мытищи-товарная, там он с треском приземлился в метре от остановившегося товарного состава. Спустя минуту подъехала машина с начальством, а еще через минуту его вышибли из коллектива.

Так мало-помалу отсекались его возможности. Но оставалась музыка. В 1957-м году он узнал, что при Московском союзе композиторов работает семинар, который проходил раз в неделю по воскресеньям.  На семинаре были совершенно замечательные люди – стоит упомянуть хотя бы будущего балетмейстера Владимира Васильева.

Владимиру там несказанно повезло – он познакомился с Николаем Каретниковым. Это был автор балетов и симфоний, кроме того, он писал музыку к фильмам. Возрастом он был лишь ненамного старше Дашкевича, а по взглядам был схож с приверженцами додекафонии и шестидесятниками.

Несмотря на то, что, как педагог Каретников был очень строгий, он сразу и безоговорочно одобрил незрелые опусы Владимира.

Второй удачей юноши стало его знакомство с беженцем из фашисткой Германии, еврейским музыкантом по имени Филипп Моисеевич Гершкович. По тем временам это была легендарная личность. Позже он переехал в Вену, куда его пригласило Венское общество Албана Берга, чьим учеником он был в юности. Являясь фанатом нововенской школы, он был к тому же весьма парадоксальным философом. В итоге он стал гуру российского авангарда. С Дашкевичем же его свела лишь прихоть судьбы.

Но так как Филипп Моисеевич, как ни странно,  совершенно не играл на фортепиано, его уроки превратились в диалоги с Дашкевичем. И все сочинения, которые он разбирал на своих занятиях, играл молодой Владимир.

Гершкович был довольно необычным преподавателем: он мог без паузы почти два часа разбирать два такта из пьесы Бетховена. Вот тогда-то будущий композитор и ощутил самый что ни на есть мистический ужас перед невообразимыми тайнами сочинения музыки. И если не в это самое время из него стал формироваться композитор, то, по крайней мере, именно эти два педагога сделали из него музыканта. Кроме того, именно Каретников взял на себя мужество заявить отцу Владимира, что юноше суждено стать композитором. Тот уже много чего повстречал на своем веку, а потому встретил весть хоть и без восторга, но уважительно, заявив, что его сын должен решить для себя сам, кем он хочет стать.

Как вы уже могли понять, родитель Владимира был человеком, весьма далеким от музыки. Конечно, он был гуманитарием, но уважал и технические науки. Сам он занимался техническими переводами с английского, немецкого и французского языков. Поэтому профессия инженера была для отца более понятна, чем статус композитора. Владимир вполне его понимал. У него не было возможности поступить в музыкальное училище, так как  не хватало справки об окончании музыкальной школы. Для страны, в которой бумажки значили чуть больше, чем все остальное, это была просто безнадежная ситуация. Как ни странно, это и сыграло положительную роль. У него был аттестат об окончании десяти классов общеобразовательной школы, а значит, его просто обязаны были принять в любое высшее учебное заведение. В том числе и в консерваторию.

…Так и сложились обстоятельства, при которых в 1962-м году Владимир получил свое второе высшее образование. На этот раз – уже по музыке. Обучался он в Музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, в классе Арама Хачатуряна.

Перед началом учебы

Впервые его собственная тема прозвучала в 1973-м году в фильме «Капля в море». Та сказочная тема позже стала известной и популярной благодаря передаче «В гостях у сказки», где она была использованы в качестве музыкальной заставки. В различных вариациях она также потом использовалась в сериале «Ералаш».

Но до этого молодому Дашкевичу еще предстояло пройти обучение у Арама Хачатуряна.

В 1959-м году он стал усиленно готовиться к поступлению. Уяснив для себя, что ему придется для этого сдавать дьявольски сложные экзамены по сольфеджио и гармонии, то есть все то, чему его никто никогда толком-то и не учил, он быстро разузнал место жительства педагога Валентины Алексеевны Таранущенко, которая могла ему дать частные уроки.

Валентина Алексеевна жила в коммунальной квартире, в которой занимала две комнаты. Они были совсем маленькие, и когда с восьми утра до полуночи там толпилось человек двадцать будущих абитуриентов, то негде было и упасть яблоку. В основном этими абитуриентами были молоденькие, лет шестнадцати, девушки. В той же комнате было еще пять кошек и шесть попугаев, а сама Валентина Алексеевна оказалась тем еще язвительным скептиком. Вместе с тем она обладала на редкость притягательным взглядом и проницательным умом, что не могло не покорить Владимира.

Сам Владимир признался, что Валентина Алексеевна была гениальным педагогом. Вместо того чтобы высмеивать или отговаривать его, она наиграла ему двухголосое сочинение, которое парень должен был записать как диктант нотами. Что тот и сделал минут за пять. Затем она дала ему задачку по гармонии: мелодию, которую тот должен был дополнить еще тремя голосами.

Он тоже сделал работу, сдал ее — и получил обратно листок, где все ноты перечеркивала красная линия. Дело в том, что надо было четыре голоса разделить по парам, и два из них записать на верхней, а два – на нижней линейке, а Владимир записал на верхней строке мелодию, а остальные три голоса – на нижней строке. Вот тогда-то она и поняла, что Владимир действительно ничего не знает. Ее это не смутило. Она просто стала давать ему таких задачек по два-три десятка штук в день, и Владимир их решал в течение дня. Она также читала ему лекции по сведению голосов. И быстрое продвижение юноши определенно производило на нее впечатление.

Но далеко не все было так гладко, как хотелось бы. Дело в том, что Владимир продолжал работать на заводе, кроме того, он был офицером запаса химических войск. Примерно в это же время ему пришла повестка о том, что он должен отправиться на трехмесячные сборы для военной переподготовки. Это рушило все планы молодого человека, и он решил пойти на уголовное преступление…

Симулянт

Владимиру Дашкевичу предстояло решить серьезную проблему – избежать нарушения всех его планов, которые, несомненно, были бы уничтожены, повинуйся он повестке. Оставалось только одно. Дело было в январе, и «находчивый» абитуриент попросту пошел босиком от метро до своего дома. Примерно пятьсот метров такой прогулки не привели даже к насморку. Тем не менее на следующий день он, надеясь на чудо, вызвал на дом врача. Его градусник показал температуру 38,6. Врач выписал ему бюллетень, и пошел дальше, а температура таинственным образом вновь пришла в норму. Отец отреагировал только тем, что назвал его симулянтом.

Этим юноша не ограничился. Он показал повестку на работе и получил три месяца, которые решил отвести на подготовку к экзаменам. И благополучно их прогулял.

Однако это помогло мало – в консерваторию он так и не поступил. Сначала-то он шел в лидерах, однако его срезал на истории СССР доцент Трелин, давно уже прославившийся тем, что срезал неугодных. На вопросы Владимир отвечал хорошо, поэтому абитуриенты устроили бунт, потребовав, чтобы Владимиру позволили пересдать неуд. Члены комиссии вроде как сдались, но экзамен превратили в фарс: не давая бедному абитуриенту вставить и слово, двое быстро задавали вопросы, отвечали, что «неправильно», и снова завалили его. Свидетелей такого беспредела не было.

Валентину Алексеевну это не удивило.  Она попросту предложила отнести документы в Гнесинский институт.  Это тоже было высшее учебное заведение, кроме того, там преподавали замечательные преподаватели, такие как Арам Хачатурян. Там он получил 24 балла из 25 возможных – четверку ему поставили  за сочинение по литературе, а остальное он сдал на отлично.

Сдав экзамен и устроившись на занятия композицией у Хачатуряна, Владимир сразу перешел на заочное отделение – ему приходилось продолжать работать на заводе старшим инженером.

Обучение у Хачатуряна в значительной степени определялось яркостью личности самого преподавателя. Это был великий композитор, в котором значительный темперамент и романтическая внешность совмещались с практичным подходом к профессии композитора. Именно он убедил Владимира, что нельзя отказываться от работы в театре и кино, так как она дает возможность непрерывно учиться.

Однако из-за первых студенческих опусов, а также из-за того, что Дашкевич был учеником Каретникова и Гершковича, Владимира не слишком-то хорошо воспринимали в деканате. На третьем курсе и вовсе разразился скандал. Владимира отчислили якобы за неуспеваемость, а Арам Ильич был в это время на гастролях и не мог вступиться за своего ученика.

Когда он приехал домой и узнал об отчислении Владимира, то пришел в ярость и подал заявление об уходе из института. Дашкевичу же предложил перейти в его же класс в консерватории. Хотя молодому человеку совсем этого не хотелось – обида была еще жива.

Дело решилось на удивление просто. Елена Фабиановна Гнесина – основательница Гнесинского института и на редкость обаятельная и красивая старушка — позвала к себе Владимира и сказала ему примерно следующие слова: «Володенька, нельзя допустить, чтобы ученик Михаила Фабиановича Гнесина Арамчик ушёл из института Гнесиных. Уговорите его, а с приказом об отчислении я улажу»… Тот пообещал поговорить со своим преподавателем, и его действительно оставили. В результате у композитора потом хранились два документа: приказ об отчислении из-за неуспеваемости, который вручил ему ректор Муромцев, и диплом с отличием, который вручил ему тот же человек.

Когда Владимира восстановили, его вызвал к себе проректор Владимир Исаакович Авратинер и сказал следующие слова, которые потом композитор также записал в своей биографии: «Дашкевич! Пора вам бросить завод и заняться музыкой».

На заводе тот проработал ровно шесть лет. Владимир понимал, что проректор прав, а потому незамедлительно подал заявление об уходе. Авратинер помог ему устроиться педагогом по фортепиано в доме культуры «Новатор». Но тут ему пришлось совсем уж туго.

Нет, конечно, зарабатывать он мог столько же, сколько и старший инженер на заводе, однако на следующий день после такого марафона у бедного молодого преподавателя все валилось из рук. Стоит ли упоминать о том, что его первая музыкальная профессия так и не принесла ему много радости?

С другой стороны, он закончил институт Гнесиных с отличием. Его первые две большие работы произвели особо сильное впечатление на Гершковича. Это были симфония и оратория «Фауст». Последний произвел на учителя Владимира самое яркое впечатление.

Своей цели добилась и Валентина Алексеевна. Как вспоминает сам Дашкевич, она хотела сделать из него отличного теоретика. И ей это положительно удалось. Даже более того, по завершении обучения Владимиру предложили преподавать анализ музыкальных произведений для студентов первого и второго курсов.

Вот в этот-то период жизни композитор и понял, насколько по-разному для музыкантов течет время.

В пятом классе у него был один одноклассник, Гарик Вайль, который играл на виолончели. В то время учился играть на ней, ходил с большим нелепым футляром, и ему определенно досаждали разные мальчишки, которые считали игру на инструменте совсем не мужским занятием.  Шли год за годом. Гарик Вайль по-прежнему ходил с виолончелью, играя по переулкам, а Владимир учился, закончил институт, поступил на завод, затем в институт Гнесиных и закончил его. И первого, кого он увидел, когда впервые вошел в класс в качестве преподавателя музыкального анализа, был никто иной как… Гарик Вайль!

Впрочем, было нечто куда более интересное, что привлекло внимание Владимира…

Любовь и творчество

Когда молодой преподаватель впервые вошел в класс в качестве преподавателя, то первого, кого он увидел, был Гарик Вайль, его бывший одноклассник, стойкий музыкант, который в юношестве получил немало тумаков от своих сверстников.

Впрочем, там же оказалось и кое-что другое, что куда более сильно завоевало внимание молодого человека. Ну да, вы не ошиблись.

…Эту парочку сам Владимир называл «двое шипящих». Дело в том, что они почти все время болтали, а «шипящими» были их фамилии: Шершунова и Оля Щиголева. Вот Оля-то и привлекла особое внимание молодого преподавателя, который позже вспоминал о ней как о «небесном создании».

Вообще-то все началось с немилости Дашкевича: преподаватель он был строгий и, если видел две одинаковые работы по музыкальному анализу, ставил «неуд» за обе, не особо разбираясь, кто у кого списывал. А Оля была девушкой доброй, и у нее списывали все кому не лень. Вот и получалось так, что «неудов» в группе было как-то многовато.

Но группа оказалась настолько хорошо подготовленной, что была отправлена сдавать экзамен досрочно. На Олю взвалили всю ответственность за его организацию, на вопросы она должна была отвечать последней, и пока до нее дошла очередь, то оказалось, что она мирно спит. «Пятерку» получила и она, после чего весь коллектив вместе с преподавателем отправился отмечать сдачу экзамена в кафе.

Некоторое время спустя Оля стала его первой и единственной женой. Кто-то может возразить, мол, к тому времени он уже был зарегистрирован с одной студенткой. Это, знаете ли, вопрос шекспировского характера, и вряд ли можно сказать, что та девушка в действительности была его супругой. Когда ее ребенок родился, они тут же развелись. Строго говоря, к самому Владимиру она вообще мало имела отношения, ребенку просто надо было дать имя.

Примерно в это же время, а было это в 1965-м году, Дашкевич получил свой первый заказ. Его позвала режиссер студии «Союзмультфильм» Раса Страутмане. И молодой композитор принялся писать музыку к мультфильму о заблудившемся медвежонке. Сложность заключалась в том, что в течение десятиминутного мультфильма не было ни одного слова, а всю гамму чувств и переживаний маленького зверька надо было передать посредством музыки.

Впрочем, для Дашкевича это оказалось не так уж и трудно. Партитуру он написал за неделю, после чего ее сыграл оркестр кинематографии под управлением Гамбурга. Так родился мультфильм «Медвежонок на дороге».

Примерно в это же время Владимир познакомился с начинающим тогда театральным режиссером Театра Советской Армии. Он был под впечатлением от музыки к мультфильму, однако пригласил Владимира для работы над совсем не детской темой – предстояло написать музыкальное сопровождение  к спектаклю «Блюзы для мистера Чарли» по пьесе Джеймса Болдуина.

Дашкевич никогда раньше не писал блюз! Более того, он никогда и не задумывался над сочинением такой музыки! Но, когда он однажды мылся в ванной, ему внезапно, одна за другой, в голову пришли мелодии, которые впоследствии очень понравились режиссеру театра Андрею Попову.

Увы, репетиции были прекращены: было решено, что на главной армейской сцене не следует ставить пьесы про американских негров. Здесь Хейфец и Попов пошли на отчаянные шаги: когда их спросили, что они хотят поставить, то сказали, что «Ивана Грозного» Алексея Толстого. Относилась бы эта сцена к министерству культуры, то за такое крамольное заявление (в «Иване Грозном» были прямые параллели со Сталиным) могли нешуточно наказать. Но орган, который славился своим умопомрачительным догматизмом, подвоха не заметил, и было разрешено ставить «Грозного».

Пьеса пошла просто на ура. Постановщики очень славно потрудились, и народ валил, заполняя зал до отказа. Ходили на нее и генералы из пура. Стало ясно, что запрещать пьесу уже бессмысленно, хотя было предельно ясно, о ком на самом-то деле шла речь. Как-то на выступление пришел Анастас Микоян, бессменный член Политбюро всех режимов, и после  спектакля он зашел за кулисы и коротко сказал: «Таким он и был». Грозного он не знал. Зато очень хорошо помнил Сталина.

Вскоре Владимир Дашкевич стал понимать, что действительно может многому научиться благодаря своей работе в театре. Он продолжил работу в нем, успешно сочиняя музыку ко многим произведениям. Но вскоре на Хейфеца начались гонения. Дело доходило даже до абсурда: затеяли ревизию музыкальных произведений. Причем не песен, а именно мелодий. Слева направо на первом ряду амфитеатра сидели генералы из пура, там же сидел эксперт Холминов. И они стали слушать все пьесы Дашкевича, одну за другой.

Сам Дашкевич уже и не знал, как воспринимать такое мероприятие. Что там можно понять, если музыка к таким произведениям отличается обилием повторов, акцентов, и, слушая только ее, практически ничего невозможно понять. Но члены ревизионной комиссии умудрились прослушать все подчистую, а потом вломились в кабинет директора театра, полковника Леонтьева, в ожидании решения Холминова. Попутно они себя накручивали, но, вопреки их мрачным ожиданиям, Холминов отметил, что «музыка вполне профессиональная и соответствует театральным задачам». Генералы были разочарованы.

Между тем развивались его отношения с Олей. У самого Владимира было не так все просто: официальная регистрация, ребенок… Когда же он узнал, что его возлюбленная отдыхает в Коктебеле, композитор втихомолку собрал вещи и поехал туда. Там он нашел женщину, в доме которой снимала комнату Оля со своей подругой. Та по секрету рассказала, что девушки живут впроголодь, так как денег у них нет, а Оля у отца ничего просить не хочет. Владимир оставил хозяйке денег и пошел искать Олю.

Когда он ее нашел, то поразился ее изможденности. Сделал ей второе предложение, которое было отвергнуто, как и первое, и уехал в Тарусу. Там довольно часто собиралась московская интеллигенция… Владимир стал пробовать писать музыку не только для театра и кино, — и тут-то он понял, что у него ничего не получается. У саундтреков своя особая специфика, — они-то как раз давались Дашкевичу легко и свободно, — а вот в симфониях Шостаковича он не видел и не чувствовал ничего, кроме лекций. Умных, красивых, убедительных, но лекций, далеких от него, как преподаватель от студента.

Осенью того же года Оля наконец приняла его предложение, и 20 января они сыграли свадьбу. На ней были его друзья и коллеги, и всего в Олиной квартире собралось человек пятьдесят.

После свадьбы Владимир с женой стали вовсю трудиться, зарабатывая на квартиру…

В 1971-м году к Владимиру пришла популярность. А дело было в шахматах…

Музыка и шахматы

Примерно в то время Николай Рашеев заказал у Дашкевича музыку к фильму «Бумбараш». Тексты он хотел заказать у Юлия Кима, но, когда тот ознакомился со сценарием, то наотрез отказался. Дашкевич пошел его упрашивать. Тот работать не хотел и, чтобы отцепиться от назойливого композитора, поставил перед ним казалось бы невыполнимую задачу: выиграть четыре шахматные партии у Гусарова, причем подряд.

Так как они оба (Гусаров находился там же) были уже не совсем трезвы, то для уравнивания шансов Владимира заставили выпить стакан «Старки». В результате бедный композитор едва отличал слона от коня. Но так как от победы значило слишком многое, то выиграл все четыре партии.

Ким оказался человеком слова, и уже через десять минут после турнира он выдал первую строчку, а к утру закончил работу над «Маршем четвертой роты».

Так Владимир начал работу над фильмом. Позже в одном интервью он заметил, что шахматы по-прежнему остаются для него моделью жизни. Более того, он проводил прямые параллели между игрой в шахматы и написанием музыки. Например, и там и там приходится выбирать среди множества вариантов. Второстепенные варианты отсеиваются. Так и в музыке – необходимо затронуть сердце слушателя, и композиторы работают на грани риска.

И те, кто не боится рискнуть, так или иначе получают свой результат.

В заключение этой обширной статьи посмотрите интервью с Владимиром Дашкевичем.